Xirtam. Забыть Агренду - Страница 43


К оглавлению

43

Сейчас Ганнибал спросит: «а когда же ты, Зим, протер глаза и все это увидел?». Тут я отвечу так: увидел я уже через пару лет, но думал: «это временная проблема», или, как написано у янки в книжках «проблема переходного периода к свободному рынку». На выборах через 4 года после того, как скинули Эббота, победила партия «Эко-Эко» Хубо Лерадо, потому, что они шли напролом. Обещали простую фермерскую жизнь, как при Эбботе, но со свободой, с ростом заработка в полтора раза в год, и низкими ценами на жилье. Хубо Лерадо на цифрах в руках доказывал, это реально. Ассоциация фермеров и рыболовов, где он был боссом, уже плевала на закон, и уже был такой рост заработков. Главное, Лерадо поклялся аннулировать залоги, и вернуть фермы, отнятые банками за долги. Люди понимали, что это красный передел, но хотели снова иметь свою землю. Тапече пытался сорвать выборы, но у него не получилось. Лерадо стал президентом, а Тапече, и функционеры его партии «Прогресс и благоденствие», оказались внесены в проскрипции. Я и мои ребята тоже попали в проскрипции, потому что мы воевали за Тапече, и пришлось снова уходить в партизаны. Потом, Лерадо объявил амнистию, и постепенно мои ребята потянулись на фермы, или в город. Надо было лишь подписать обязательство лояльности. Но, я гордый, и я оставался на нелегальном положении. А однажды я схватил грипп-энтерит и бывшие партизаны отвезли меня в госпиталь. Они придумали мне другое имя, но все было шито белыми нитками. Я ждал ареста. Я был уверен, что полиция вот-вот узнает про меня но... — команданте Зим пожал плечами.

— Мы узнали в первый же день, – сообщил Ксеркс.

— Я так и думал, — отозвался Зим, – Но, я выздоровел, и ушел. Меня так и не арестовали. Тогда мне стало ясно: для Хубо нет резона хватать меня и сажать в тюрьму, поскольку вреда ему от меня уже никакого, а ворошить старое — зачем? Потом, я присмотрелся к происходящему в стране. Сделал выводы. Я и сейчас не сторонник Хубо, но я не знаю никого, кто придумал бы, как управлять лучше. Значит, я в этой ватаге. Я сказал.

— Ага, — Ганнибал качнул головой влево и вправо, — Это честное объяснение, хомбре. Я примерно так про тебя и думал. Просто, хотелось не гадать, а услышать твои слова.

Возникла слегка напряженная пауза, а потом капитан Ксеркс нашел другую тему.

— Странно: почему туристы не смылись ни с Большой Агренды, ни даже с Фламенко?

— Это социальная психология, — сказал Фоске, делая глоток рома и передавая Ксерксу кружку, — Туристы верят CNN и BB-news больше, чем собственным глазам. По TV им говорят, что на Агренде возможна международная гуманитарная операция по защите местных жителей. Ничего страшного, верно? Серьезной стрельбы пока нет. Несколько снарядов, выпущенных по форту Кромби, это антитеррористическая операция. Снова ничего страшного. Если бы в таких случаях туристы убегали, то Таиланд, Шри-Ланка, Израиль, Ливан, Кипр и Греция давно лишились бы туристического бизнеса.

— А в какой момент туристы здесь поймут фактическую ситуацию? – спросил Лесли.

— Когда «Томагавки» начнут падать им на головы, — проворчал Ксеркс.

— Нет-нет, — эколог улыбнулся и покачал головой, — все будет прозаичнее. Туристы это поймут, когда прервется экономическая жизнь в отеле и вокруг. TV-реальность может замаскировать боевые действия, идущие под самым носом у зрителя, но она не может замаскировать коллапс коммунального сервиса, торговли и общественного питания.

— О! Кстати о TV! — Ганнибал вытащил из кармана рубашки флэш-карту, и протянул экологу, — держи, док, это маленький TV-репортаж для твоих подзащитных турков.

10. Президент и Матрица.

Вечер того же дня. Мини-отель «Аттика».

Милейшая парочка тонтон-макутов – лейтенант Лаклак и сержант Вурвур – на том же бронированном джипе подвезла Фоске к дикому пляжу в полукилометре от мини-отеля «Аттика» около 8 вечера. Сейчас, после заката, пляж был пуст, если не считать одного человека — его как раз высветили фары. Вурвур остановил джип, а Лаклак пояснил:

— Босс очень хочет поговорить с вами, док, по поводу эмиграции, и вообще...

— Ему быстрее надо улетать, — добавил Вурвур, — Пилот ждет со вчерашнего утра. Док, пожалуйста, уговорите босса, а то, за его голову уже назначен приз: миллион баксов.

— Мы сегодня тут поймали одного хабиби, и вот что нашли, — Лаклак протянул Фоске тонкую темно-зеленую книжечку с черным изображением сокола (оказавшуюся при ближайшем рассмотрении паспортом гражданина Египта), и листок вроде рекламного, большую часть площади которого занимал цветной фотопортрет. Под портретом была надпись на арабском, но фрагмент этой надписи: «$1.000.000» не требовал перевода.

— Теперь этот хабиби рыб кормит, — уточнил Вурвур, показал глазами в сторону моря, и добавил, — ...охотник хренов. Тут им не Европа, тут все по-честному...

— ...Но, — заключил Лаклак, — Этот хабиби не последний. Вы бы уговорили босса, док.

— Ладно, парни, я попробую. Удачи вам.

— И вам удачи, док! Глядишь, еще увидимся. Выпьем как люди, поболтаем...

— Было бы хорошо, — согласился Фоске, пожал руки тонтон-макутам, вышел из джипа и приблизился к человеку, стоявшему около кромки воды.

Это был крупный, широкоплечий, энергичный карибский негр лет около 40, похожий на провинциального тяжелоатлета, ушедшего в провинциальный же бизнес.

— Здравствуйте, Юл, — сказал он, и положил тяжелые ладони на плечи экологу.

— Добрый вечер, Хубо, — ответил Фоске, — Вы очень неосторожно себя ведете.

— Неосторожно? – переспросил президент Агренды, — Черт побери! Поймите, Юл, это не поступок лидера! Я побегу, как обосранный кролик, когда все наши офицеры, все наши волонтеры, остаются, чтобы сражаться! И вы тоже остаетесь, чтобы сражаться! Как мне смотреть в глаза нашим людям, которых я повел за собой, обещая благополучие?!

43