Xirtam. Забыть Агренду - Страница 258

258

— Банковско-финансовая пирамида? – спросил Хэм Милен.

— Это частность, — ответил доктор Ван-Вирт, — я уже говорил: пирамид много и они, как выражаются математики, образуют связную регулярную многомерную структуру.

— Ага... А на хрен эта многомерная, блин, структура нужна кому-то кроме жрецов?

— Эта структура нужна каждому, кто хочет карабкаться к вершине пирамиды. Отсюда возникает необходимость такого воспитания, чтобы люди, в большинстве своем, этого хотели. Так система воспроизводится из поколения в поколение, и ясен ответ на ваш вопрос, Хэм: почему хозяева Первого мира, терпеть не могут, если кому-то кроме них, хорошо живется? Хозяева, или точнее, жрецы Первого мира, просто борются за жизнь системы, и за свою жизнь, ведь в другой системе они существовать не могут. Возьмем Агренду в качестве примера. После «Революции подсолнечников», в общем, ничего в хозяйстве не изменилось, кроме того, что прервался поток ресурсов на строительство пирамиды. Исчезло принуждение к грабительским кредитам, исчезли лицензионные и страховые поборы, исчезли непомерно раздутые социально-юридические институты и порождаемые ими запреты на эффективные технологии производства, коммуникации, социальной сферы, образования. И что произошло?

— Рост доходов жителей в полтора раза ежегодно, — сходу ответил лейтенант.

— Точно, — Аллан кивнул, — это просто результат отсечения огромных непродуктивных издержек на строительство пирамиды. Ведь и функции производства, товарообмена, материальных займов и резервов, и функции социальной сферы, довольно просты для современной информатики. Они не требуют огромной регулирующей надстройки. Как показала практика Агренды, в обществе, отказавшемся от пирамиды, растет реальное благополучие, причем растет очень быстрыми темпами.

Доктор Ван-Вирт на пару секунд задумался, и добавил.

— Я снова обращусь к аналогии. Представим, что рядом с городком – стройплощадкой пирамиды появился городок с похожим хозяйством, жители которого не участвуют в строительстве пирамиды. Разумеется, они окажутся намного благополучнее, и жрецам срочно придется что-то делать, пока их подконтрольные горожане не уловили смысл.

— Значит, так и так, война на уничтожение? – спросил Хэм, — или они нас, или мы их?

— Война бывает разная, — ответил канадец, — По версии Юла Фоске, группа маленьких продвинутых стран может свести для себя к минимуму человеческие потери в войне, приняв неизбежность разрушения на той территории, которая попала под удар.

— Так произошло с Агрендой, — пробурчал лейтенант.

— Да. Так произошло с Агрендой. Группа маленьких стран не смогла бы защитить ваш остров, даже потратив на это все ресурсы. Но, на фоне войны, удалось несколько раз ударить в точки неустойчивости пирамиды, и она ощутимо зашаталась. В ней пошли внутренние взрывные процессы. Одни жрецы Первого мира вцепились в горло другим, затем испугались, но было уже поздно, и им всем стало не до Агренды.

— Значит, дело, все же, идет к войне, только уже к большой, — констатировал Хэм.

— Не обязательно, — возразил Ван-Вирт, — это может быть новый глобальный кризис, не приводящий к «горячей войне». Но, Юл Фоске и компания в это не углублялись. Они решали задачу принуждения... Гм... Матрицы к тому, чтобы она забыла Агренду.

Лейтенант Хэм поднял руку и растопырил пальцы в виде «V» — victory.

— Ага! Я же говорил: Матрица, это правильная картина того, что там в Первом мире.

— Да нет же, — снова не согласился канадец, — дело вовсе не в какой-то «матрице», а в обыкновенной смене ведущих технологий. Вспомним политэкономию: социальные процессы определяются состоянием и трендом изменений производительных сил...

— Милый, — мягко произнесла Олеа Ван-Вирт, — вот эту лекцию ты собирался выдать на острове Майя, на брифинге с прессой около мемориала Ивора Тюра.

— Моя жена, — сообщил Аллан, — Лучше меня знает, что и когда я собираюсь делать.

Олеа утвердительно кивнула и пояснила.

— Ну, разумеется! Должен же хоть кто-то это знать, если ты в этом запутываешься. И, между прочим, Хэм обещал рассказать о своем прозвище. Хэм, я ведь права?

— Да, — подтвердил пилот, — там была проблема: австралийский контингент на острове Шуазель, с востока, через пролив полста км от южного берега острова Буга. Все наши городки под прицелом их батареи залпового огня HIMARS. Когда они включали эту музыку, то кто не успел — земля пухом. А как выбить батарею? У них ПВО, все дела. И тогда, я вспомнил про летучих мышей. Я ими занимался на ферме, на Агренде.

— Вы занимались летучими мышами на ферме? – удивилась Олеа.

— Да. Вампирами. У них очень ценная слюна. Тогда этот бизнес как раз хорошо пошел. Короче, когда я прилетел в Буга-Бука, то заметил, что летучие мыши на Соломоновых островах водятся. Их не так много, как у нас, на Антильских островах, но есть всякие интересные породы, которых у нас нет. Например, квалонг, это вроде летучей лисицы. Ребята даже смеялись, что я в свободное время вожусь с этими зверушками, будто это кошки или собаки. А потом кто-то нашел в Интернете, что Фонд Гржимека собирается помочь Берлинскому и Франкфуртскому зоопаркам на предмет летучих мышей, и там перечень видов. Упс! Есть здешние зверушки. Ну, дальше стратегия понятна!

— Стратегия? – переспросил Аллан.

Пилот провел над головой правой ладонью и пояснил:

— В смысле, прикрытие. Мы списались с этим Фондом Гржимека, как будто мы здесь фермеры, и знаем все про тех летучек мышек. Мы им прислали видео-клипы с моими знакомыми зверушками, все по-честному. И предложили им помочь грамотно ловить летучих мышек и лисичек на Шуазеле. Ничего такого, верно? Через три недели – упс. Экспедиция. Все официально. Австралийцы нам даже улыбались. Бумаги у нас были в полном порядке. Мы, конечно, помогли германским ученым-зоологам со снабжением. Привезли, понемногу, все, что надо. Экспедиция работала больше, по ночам, квалонг –ночная зверушка. Австралийцы привыкли и к нашим ночным похождениям, и к тем ящикам, которые мы возим. А мы, подготовились, и врезали по ним из 8-дюймовых минометов. И все. Allez. Вот что значит: нет контрразведки в оперативном тылу.

258